мечты со временем перестают быть мечтами

Лидер «Алисы» счастлив, что до седых волос получает удовольствие от того, чем занимается

Группе «Алиса» в этом году исполняется 25 лет. Первые поклонники ленинградского андеграунда давно сменили красно-черные банданы и кожаные косухи на деловые костюмы, а голова одного из бунтарей умирающей советской системы поседела. Но, попав на выступление группы, понимаешь, что время не всесильно, и сегодняшние тинейджеры скандируют песню «Мое поколение» с таким же восторгом, как двадцать лет назад это выкрикивала протестующая молодежь СССР.

И хотя Советского Союза больше нет, Константину Кинчеву есть что сказать и есть против чего выступать. Об этом лидер «Алисы» и хэдлайнер фестиваля, прошедшего 9 августа в Заельцовском бору, рассказал журналистам перед своим выходом на сцену.

— Я не могу сейчас не переживать из-за того, что происходит в Южной Осетии. С тревогой я наблюдаю за развитием событий. В этой кровавой бойне погибли тысячи людей, и за это нужно кому-то ответить не только перед Богом, но и перед людьми тоже. Олимпиада, конечно, ушла сейчас на второй план в связи с этой бедой. Программу из-за этих событий мы не меняли по той простой причине, что мы и так не развлекательная группа, и веселых песен у нас нет.

— Над чем сейчас работаете?

— Пишем новый альбом, уходить пока не собираемся. Дел много, о том, что делать завтра, не задумываемся. Проблем, что материал больше не пишется, у нас в преддверии двадцатипятилетия группы нет.

— Как вы сами считаете, поменялся ли ваш стиль за четверть века, что вы на сцене?

— Все меняется: мировоззрение, и внешне я тоже меняюсь, к сожалению, не в лучшую сторону. Очевидно, изменения затрагивают и музыку, но об этом судить уважаемой публике, а не мне. А вот поклонники, на мой взгляд, остаются в одной возрастной категории, и это не может не радовать. Какая-то часть наших почитателей взрослеет вместе с нами, и со временем они перестают ходить на концерты в силу разных обязательств — семейных, бытовых… А молодежь более свободна, поэтому она приходит на концерты. Но у нас есть поклонники и моего возраста. Они приходят на эпохальные мероприятия. Вот, например, когда будет концерт в честь двадцатипятилетия нашей группы, наверное, они появятся… с супругами, внуками и вот с такими животами.

— Вы все еще не притрагиваетесь к алкоголю?

— Да, долгое время я не пил вообще ничего. Сейчас позволяю себе изредка кружку пива. Вообще-то, я не вижу ничего зазорного в алкоголе, просто меру нужно знать.

— Как вы относитесь к представителям иных субкультур?

— Я симпатизирую готам и эмо. Мне нравится их эстетика, внешний вид. И музыку эту я тоже слушаю. Вообще мне разные музыкальные стили нравятся, в айподе очень много гигабайт и отечественной, и зарубежной музыки самых разных направлений. Кроме танцевальной или клубной, ну и классику в чистом виде не слушаю. Вообще, я к различным жанрам ровно отношусь. Любое направление имеет право на существование, если публике нравится.

— А вашим дочерям что нравится?

— Маша любит Мэрилина Мэнсона, а Вера пока определяется. Три месяца назад она слушала альтернативную музыку, сейчас — поп. Но непонимания на этой почве никогда не бывает. Пусть сами выбирают, что им нравится. Конфликты могут у нас возникнуть только на почве лени.

— Рок-н-ролл — это не работа?

— Не буду лукавить. Я люблю свою профессию и счастлив, что до седых волос получаю удовольствие от того, чем занимаюсь. Что еще можно пожелать. Мне не надоедает ни такая жизнь, ни мои песни. «Красное на черном» я пою почти на каждом концерте, а что надоедает, просто не пою. Поэтому никаких трудностей с этим нет.

— Что для вас значат ваши тату?

— Свою первую татуировку я сделал в четвертом классе. Хотел написать на руке «Костя», но вышла буква «Х», потому что я делал это на уроке, перьевой ручкой… Какое значение несет тату, объяснить достаточно сложно. Люди делятся на две категории: на тех, у кого есть татуировки, и на тех, у кого их нет. Понять друг друга они не смогут, пока не перейдут в противоположный лагерь. Вот сделайте татуировку, и сразу все поймете.

— В одном из своих интервью вы говорили о том, что вы не душевный человек, а духовный…

— Я хотел бы идти по духовному пути, но духовный ли я человек, не возьмусь сказать. Я по этой дороге иду, но заслужить это звание — тяжело. Поэтому никогда я не позволял себе говорить, что я духовный человек. В лучшем случае — душевный, иногда даже животное начало преобладает. Есть ведь градации: животное начало, то есть физиология, потом душевность, затем духовность — высший предел, за которым только святость.

— Что о нашем городе думаете?

— Я вижу, что города по всей стране расцветают. Может быть, это только взгляд из окна автобуса, но я вижу, что города строятся, люди лучше одеваются. Что уж о вашем аэропорте говорить, по-моему, сейчас это лучший в нашей стране аэропорт.

— Есть ли у вас мечта?

— Конечно есть, но я не скажу. Впрочем, я привык, что все мои мечты через какое-то время воплощаются и перестают быть мечтами.