братья самойловы - пара мечтательных увальней

В костюмчике и белой сорочке с накрахмаленным (кажется) воротничком – эдакий молоденький баварский бюргер, сын любящих родителей, грядущая опора похорон безвольной Веймарской Германии. Он яростно выкрикивал в микрофон что-то про свою африканку, умеющую владеть ситуацией, и тут же срывался в жуткий германоязычный клекот – под звуки собственной стаккато образной гитары, вплетенной в спрессованно-истеричную эстрадную музыку группы, - сущий Рассел Мэйл, беснующийся в цепких объятиях Джорджо Мородера. « Сорвавшийся с цепи «Наутилус», - промелькнуло у меня в голове.
В противоположность сызмальства тучному вадику тогда еще не располневший Глеб – юный и хрупкий Самойлов-младший – отрабатывал довольно революционный в ту пору образ сидящего басиста. Он далеко вытягивал вперед тонкие отроческие ноги, шевелил носками в такт и принимал безумные диагональные позы – не раскачивая при этом стул. Бас звучал так же глухо, как в оригинале (The Cure), но рисунки напоминали скорее ускоренного ( эдак вдвое) Фила Торнелли, нежели ортодоксального Гэллапа. Лицом же Глеб тогда слегка смахивал на молодого Блока – правда, в несколько скругленном варианте.
Из-за клавиш мерцал золотым(?) зубом и бурно всплескивал руками над черно-белой костью низкобровый Саша Козлов. На порталах его пассы выливались в свирепый опереточный оркестр – эдакую милитаризованную «Сильву». Барабанщика я не запомнил – впрочем, в «Агате Кристи» они все время были весьма неустойчивы – включая знойного драммера золотого состава «наутилуса» Алика Потапкина. Как известно, на этом тернистом пути дело доходило даже до Yamaha TMX.
Ты тянешься к рефлектору
В надежде на солнце,
Но не видишь розетки у него за спиной.
Sonic Youth нередко упрекали в том, что они сплетают «музыку рваных вен» в эдакую звуковую икебану, что, с точки зрения кондового андеграунда, конечно же, кощунственно. В этом смысле этическая позиция «Агаты Кристи» всегда была безупречна. Свои пассионарно-попсовые виньетки (в основе коих всегда лежал Роберт Смит, к крупу которого тихо поднесли зажигалку) они выводила если и на крови, то весьма театрального свойства. Там был, конечно, и Белый Клоун – «вечером шут, а теперь – убийца», были крысы в белых перчатках и , совсем уже недавно, внешне ужасная сцена насилия над Белоснежкой, где плети свистят, кости хрустят, а героиня плачет, стонет «и. Сама не замечая, странно улыбается себе». Все эти страсти претендуют, однако, даже не на жестокий романс, способный вышибить слезу, а скорее на кукольный спектакль, от силы – театр масок. Красивая цветом кровь носит откровенно бутафорский характер. Пощекочи героя перышком – и из прорехи «мягкой травой сердца» вылезет в меру лежалая солома.
Другими словами, «Агата» не грузит, что есть хорошо.
…С годами Глеб заметно прибавил в пухлости, начал лосниться и, наконец, окончательно приобрел вадиковы формы. Братья сегодня – пара мечтательных увальней, кои вновь и вновь ритуально предаются энергичной тоске, наивно маскируют свое простодушие. Выход более задумчивого Глеба на первый план как автора текстов и основного певца усугубляет неизбежный крен группы в ностальгически-попсовый лиризм. Появилавсь пресловутая «Сказочная тайга» с косматым геологом в завязке и явственными иллюзиями на великого Зацепина– говорят, прозябающего где то в Канаде. Вместе с Сан Сергеичем уместно вспомнить «Бриллиантовую руку», Никулина , выпадающего из багажника «Москвича» с высоты Сто тысяч метров и вообще нашу безумную любовь к этому прекрасному в своей бессмысленности искусству. Где у Миронова рвут уши с головы, а у тебя на сердце радость . Живое, легкое , динамичное творчество. Конечно, «Агате Кристи» далеко и до раннего Гайдая, и до Зацепина, но все же, все же…
И, что интересно, чем легче становится музыка агатокристиан в их нуклонном движении от Петрушки к кукле Барби, тем более самозабвенно они, общаясь с масс-медиа, педалируют свой мифический драматизм. «Настроение… полуотчаянное, полумистическое и в то же время немного светлое. Самое главное ощущение, которое остается лично у меня, - это ощущение пронзительности» (Глеб Самойлов об альбоме «Опиум»). «По ощущению альбом получился довольно тяжелым – по звуку. По мысли… По настроению же альбом – агрессивно-романтический» (Саша Козлов – о нем же). Такое впечатление, что перед нами самоидентификация даже не The Cure, а если и не Ника Кейва, то по крайней мере Crime and The City Solution.
«Здесь изображаются люди, смакующие свой страх» (А. Блок).
В том же далеком 1988-м , слушая второй дошедший до Москвы магнитоальбом «Агаты Кристи»» «Второй фронт», я умилился хиту «Пантера», где братья Самойловы в отроческом угаре бичевали лицемерие половой любви.
Они не знает слова «верность», ибо это всего
Минута предпочтения того, кто покруче.
Она стремится к сердцу, предвкушая его,
Но чей-то КЛЮВ окажется в отравленной куче.
Вот это образ! Увы , год спустя, когда «Агата» повторила «Пантеру» на своем каноническом релизе «Коварство и любовь», где вокал был прописан чуть лучше. Выяснилось, что «клюв» - слуховая галлюцинация, а на его месте в песне присутствует «чей-то путь».
Наверное, африканка-таки не владела ситуацией.
«Чего не мог вынести даже Смит, так это обилия в группе лиц, лениво создающих песни о своих праздных мечтах», - писали проThe Cure шесть лет назад. «Агата Кристи» отвечала волновым глэмом.
Напудрив ноздри кокаином,
Я выхожу на променад…
Мне симпатичен ад.
Что это: Марк Болан или «Балаганчик» Блока – тот самый, про который сам злосчастный поэт. Едва не убитый Андреем Белым за преступление против символизма (знаем, знаем, за бабу), писал: « ничтожная декадентская пьеска не без изящества и с какими-то типиками – неудавшимися картонными фигурками живых людей»?
…Паяц перегнулся через рампу и повис. Из головы его брызжет струю клюквенного сока. Дама, видимая в окне, оказывается нарисованной. Бумага лопнула. Арлекин полетел ногами вверх в пустоту. Рыцарь споткнулся о деревянный меч… . Заметив свое положение, автор убегает стремительно.